Неточные совпадения
Лариса. Стрелял и, разумеется, сшиб стакан, но только побледнел немного. Сергей Сергеич говорит: «Вы прекрасно стреляете, но вы побледнели, стреляя в мужчину и человека вам не близкого.
Смотрите, я буду стрелять в девушку, которая для меня дороже всего
на свете, и не побледнею». Дает мне держать какую-то
монету, равнодушно, с улыбкой, стреляет
на таком же расстоянии и выбивает ее.
Глаза ее, страшно выкатившись, расширились до размеров пятикопеечных
монет, они
смотрели на огонь лампы, были красны, как раскаленные угли, под одним глазом горела царапина, кровь текла из нее.
У Леонтия, напротив, билась в знаниях своя жизнь, хотя прошлая, но живая. Он открытыми глазами
смотрел в минувшее. За строкой он видел другую строку. К древнему кубку приделывал и пир,
на котором из него пили, к
монете — карман, в котором она лежала.
Он вынул из-за пазухи каш (маленькую медную китайскую
монету) и
смотрел то
на нее, то
на доллар.
Монета зазвенела у самых ног старого Кандыбы. Стук колес смолк, видимо, проезжающие остановились, чтобы
посмотреть, найдут ли слепые
монету. Кандыба сразу нашел ее, и
на лице появилось довольное выражение.
Потом немец вынул
монету, которую ему Дыма сунул в руку, и показывает лозищанам. Видно, что у этого человека все-таки была совесть; не захотел напрасно денег взять, щелкнул себя пальцем по галстуку и говорит: «Шнапс», а сам рукой
на кабачок показал. «Шнапс», это
на всех языках понятно, что значит. Дыма
посмотрел на Матвея, Матвей
посмотрел на Дыму и говорит...
Трясущейся рукой Тоббоган выложил каре и
посмотрел на меня, ослепленный удачей. Каково было бы ему видеть моих червей! Я бросил карты вверх крапом и подвинул ему горсть золотых
монет.
— Все это прописная мораль, батенька… Если уж
на то пошло, то
посмотри на меня: перед тобой стоит великий человек, который напишет «песни смерти». А ведь ты этого не замечал… Живешь вместе со мной и ничего не видишь… Я расплачусь за свои недостатки и пороки золотой
монетой…
Илье показалось, что, когда он взглянул
на дверь лавки, — за стеклом её стоял старик и, насмешливо улыбаясь, кивал ему лысой головкой. Лунёв чувствовал непобедимое желание войти в магазин,
посмотреть на старика вблизи. Предлог у него тотчас же нашёлся, — как все мелочные торговцы, он копил попадавшуюся ему в руки старую
монету, а накопив, продавал её менялам по рублю двадцать копеек за рубль. В кошельке у него и теперь лежало несколько таких
монет.
Евсей смутился, — сыщик
смотрел, брезгливо скривив губы, в голосе его была слышна насмешка. Не дождавшись ответа, он встал, кинул
на стол серебряную
монету, сказал кому-то: «Запишите!», надел шапку и, ни слова не говоря Климкову, пошёл к двери. Евсей, ступая
на носки, двинулся за ним, а шапку надеть не посмел.
Другой раз он поднял у входа в лавку двадцать копеек и тоже отдал
монету хозяину. Старик опустил очки
на конец носа и, потирая двугривенный пальцами, несколько секунд молча
смотрел в лицо мальчика.
Пускай себе превращается — это для меня все равно, тем более что я и
на двугривенный
смотрю не как
на особенно ценную
монету.
Покупку ему не подают, а швыряют
на прилавок, не завернувши, и каждую серебряную, золотую или бумажную
монету так долго пробуют
на ощупь,
на свет,
на звон и даже
на зуб и притом так пронзительно и ехидно
на тебя
смотрят, что невольно думаешь: «А ведь сейчас позовет, подлец, полицию».
Практичность матушки сделалась предметом таких горячих похвал, что я, слушая их, получил самое невыгодное понятие о собственной практичности говоривших и ошибся: я тогда еще не читал сказаний летописца, что «суть бо кияне льстиви даже до сего дне», и принимал слышанные мною слова за чистую
монету. Я думал, что эти бедные маленькие люди лишены всякой практичности и с завистью
смотрят на матушку, а это было далеко не так; но об этом после.
Она остановилась и
посмотрела на Никиту. Он молчал, а глаза его были с жадностью устремлены
на развязанный княжной холстинный мешочек, в котором она горстями перебирала золотые
монеты.
Завистлива она была до того, что завидовала иногда лишнему блюду
на скромном столе Ранеевых; она, кажется,
посмотрела бы с завистью
на серебряную
монету подле медного гроша в руке нищего.